Рейтинг@Mail.ru
USD
396.18
EUR
412.07
RUB
3.98
GEL
141.75
пятница, 27 декабря 2024 г.
Погода в Ереване
-3

«Сдерживание России: назад в будущее?» - статья Сергея Лаврова

17.08.2007, 19:34
Статья Министра иностранных дел России Сергея Лаврова «Сдерживание России: назад в будущее?»

ЕРЕВАН, 17 августа. /АРКА/. Влиятельные политические силы по обе стороны Атлантики, похоже, стремятся развернуть дискуссию на тему «сдерживать или не сдерживать Россию». Судя по всему, это отражает реальные настроения и политические стратегии. Хотел бы внести в эту дискуссию свой посильный вклад.

Сама постановка вопроса о сдерживании России апеллирует к инстинктам прошлого. Это говорит не столько об отсутствии воображения, сколько о том, что для кого-то после окончания холодной войны почти ничего не изменилось. На весь сегодняшний мир предлагается механически экстраполировать видение структуры международных отношений, которое сложилось в ту пору в рамках западного альянса. Мотивы, которыми тогда был продиктован выбор в пользу политики сдерживания, дают о себе знать и на новом историческом этапе.

КАКУЮ РОССИЮ СДЕРЖИВАТЬ?

В чем же может состоять задача сдерживания России в наше время? России, замечу, которая отказалась от идеологии, имперских и иных «великих замыслов» в пользу прагматизма и здравого смысла. Как сдерживать страну, которая сосредоточилась на своем внутреннем развитии и делает это неплохо? Укрепление страны в результате созидательной работы естественным образом конвертировалось в упрочение нашего международного положения. Россия проводит вовне политику, которая является продолжением внутренней. У нас реалистичные и понятные устремления, а именно: поддержание международной стабильности как важнейшего условия решения задач дальнейшего развития страны и естественной эволюции международных отношений в сторону свободы и демократии.

Если проанализировать идеологическую инерцию, которая привела США к «преобразовательной дипломатии», очевидно, что между внешнеполитическими устремлениями Вашингтона и Москвы существует внушительный зазор. Надо полагать, что в этом и кроется проблема, по крайней мере ее значительная часть. У России более чем достаточный опыт революций: на них ушел весь наш ХХ век. Минувшее столетие явилось своего рода чистилищем для европейской цивилизации, преодолевавшей зло через изгнание своих идеологических «бесов» – разного толка экстремистских продуктов европейской либеральной мысли. Поэтому Россия не подпишется ни под каким идеологизированным проектом, тем более не заимствует его извне.

Вестфальская система, которую в определенных кругах стало модным критиковать, вывела ценностные различия за рамки межгосударственных отношений. В данном отношении холодная война означала движение вспять. Надо ли продолжать идти по этому пути назад, который может вести только к конфронтации?

Идеология, когда ее путают с практической политикой, застит глаза и разум. Примером служит свидетельство Збигнева Бжезинского, который утверждает, что Соединенные Штаты спровоцировали ввод советских войск в Афганистан. Но тогда получается, что США еще в большей мере, чем полагают, приложили руку к созданию «Аль-Каиды». Закон «нежелаемых последствий» чаще срабатывает там, где действует энтузиазм, вдохновляемый идеологией.

В чем смысл сдерживания страны, которая хочет немногого, в том числе просто торговать, чем подавляющее большинство наших партнеров занимаются веками и преуспели в этом? Реализуя свои естественные конкурентные преимущества, мы наращиваем инвестиции в человеческие ресурсы, расширяем свои возможности в деле перевода экономики на инновационный путь развития. Наша экономика приобретает нормальные параметры: ее рост во многом основывается на внутреннем потребительском спросе. Мы также вписываемся в общую тенденцию появления в новых экономиках глобальных корпораций, бросающих конкурентный вызов «старым» ТНК. Мы намерены продолжать интегрироваться в мировую экономику на общепринятых условиях. Мы будем продолжать соответствующим образом адаптировать свое законодательство.

В отличие от Советского Союза Россия – открытая страна, которая не собирается от кого бы то ни было закрываться. Поэтому и «открывать» нас нет нужды. Не мы строим сегодня стены, как физические (между странами и внутри них), так и политические. Мы выступаем против искусственных препятствий в международном общении, за снятие визовых барьеров, в том числе в отношениях с Европейским союзом. Что может дать более надежные гарантии против непредсказуемого развития той или иной страны?

Россия стала частью всеобщего согласия в отношении того, что демократия и рынок должны составлять основу общественно-политического устройства и хозяйственной жизни. Нет сомнений в том, что мы находимся в начале пути и еще далеки от идеала. Но вектор развития выбран, и выбран бесповоротно. В итоге крайне болезненных последствий вступления России на путь беспрецедентных перемен в обществе сформировался широкий консенсус относительно их глубины и темпов. В этом – цена мира, внутриполитической стабильности, эволюционного, без потрясений, развития. В конечном счете более зрелая демократия, включая развитое гражданское общество и структурированную партийную систему, станет естественным следствием более высокого уровня социально-экономического развития. Имею в виду прежде всего формирование значительного среднего класса, который не может появиться в стране в одночасье. В одночасье могут возникать только «олигархи», как это было у нас в начале 90-х годов прошлого века, но то время безвозвратно ушло.

ГЛОБАЛЬНАЯ ЭНЕРГЕТИКА И РОССИЯ

России пеняют на ее естественную роль в глобальной энергетике. Тут явно проявляются комплексы тех стран, которые не могут пережить осознания своей зависимости от внешних источников энергоресурсов. Но энергетическая зависимость взаимна. По инициативе России на Санкт-Петербургском саммите «Группы восьми» в июле 2006-го был найден баланс интересов всех участников энергетических рынков. Ни для одной из стран – экспортеров энергоресурсов не является разумным «сидеть на трубе» или на своих запасах энергетического сырья – как собака на сене. Как и повсюду в мире, энергетика воспринимается в России как стратегическая отрасль. Сейчас – в особенности, поскольку нам приходится сталкиваться с негативной внешней реакцией на укрепление страны и ее роли в глобальной политике. Но Россия не нарушила ни одного своего обязательства перед странами-импортерами, ни одного контракта на поставку углеводородов.

Думаю, будет верно сказать, что свою роль в мировой энергетике мы рассматриваем как средство обеспечения своей внешнеполитической самостоятельности. И похоже, что именно свобода действий и свобода слова, которые мы обрели во внешних делах и которыми, кстати, пользуемся в рамках международного права, являются главным пунктом обвинения со стороны тех, кто недоволен укреплением России.

Энергетическая политика российского правительства отвечает общей тенденции к росту государственного контроля над природными ресурсами. Так, в целом по миру 90 % разведанных запасов углеводородов в той или иной форме находится под контролем государства. В глобальной энергетике складывается новый баланс, когда контроль государств за доступом к энергоресурсам уравновешивается сосредоточением передовых технологий в руках частных транснациональных корпораций. Чем это не условия для равноправного взаимодействия, которое основано на конкурентных преимуществах каждой из сторон, объединенных общей целью обеспечения энергетических нужд мировой экономики?

МНОГОСТОРОННЯЯ ДИПЛОМАТИЯ В ЭПОХУ ГЛОБАЛИЗАЦИИ

Россия начала проводить национальную внешнюю политику. И в этом, действительно, огромное отличие от того идеологически мотивированного интернационализма, который лежал в основе внешней политики Советского Союза. Многосторонняя дипломатия с опорой на международное право становится универсальным средством регулирования отношений на глобальном и региональном уровнях.

В условиях глобализации конфронтация не имеет никаких объективных оснований. Разумеется, если оставить за скобками попытки внедрения идеологии в международные отношения и их ремилитаризации. С выходом глобализационных процессов за рамки западной цивилизации конкуренция приобрела подлинно всеобщий характер. Убежден, что именно в этом заключается смена парадигмы международных отношений. Ценностные ориентиры и модели развития теперь тоже стали предметом конкуренции. И она должна быть честной. Это – фундаментальный вызов для всех.

В свое время Франциск I, проиграв битву под Павией, писал матери, что «потеряно все, кроме чести». Точно так же никто никогда не заставит Запад отказаться от своих ценностей и своего образа жизни, если он сам того не захочет. Но при этом было бы естественно не навязывать свои ценности другим, а сосредоточиться на собственных конкурентных преимуществах. Уместно сослаться на профессора Эберхарда Зандшнайдера, который возглавляет научно-исследовательский институт Германского общества внешней политики. По его мнению, ослаблению позиций Запада в этой конкуренции способствовала политика США последних лет, обернувшаяся «гигантской утратой имиджа Запада» в Азии и Африке. «В последние восемь лет, – считает он, – мы ничего – или почти ничего – не предприняли, чтобы сделать наши ценности привлекательными для жителей данных регионов Земли». Спрашивается, почему отвечать за это должна Россия?

На первый план в мировой политике вышли глобальные вызовы и угрозы, которые требуют подлинно глобального ответа посредством возможно более широкого международного сотрудничества. Традиционные громоздкие «обязывающие альянсы», как и «священные союзы» против кого бы то ни было, не решают этих задач. Следствием многообразия интересов и возможностей участия в различных международных усилиях стало развитие сетевой дипломатии как оптимального средства взаимодействия государств в двусторонних и многосторонних форматах. Логично, что дипломатия осваивает сетевой метод, выработанный частными корпорациями и гражданским обществом. Единство метода позволит обеспечить гармонию международной жизни во всех ее составляющих.

Основа новой международной системы – нарождающаяся многополярность. Эту объективную реальность уже невозможно оспаривать. И когда президент России Владимир Путин говорил в Мюнхене о том, что «однополярный мир» не состоялся, он констатировал очевидное. Опыт последних лет более чем убедительно доказал, что ни у одного государства или группы государств нет достаточных ресурсов для навязывания однополярности. При всей привлекательности такого якобы благотворного упрощения межгосударственных отношений – их выстраивания по иерархической вертикали – оно заведомо нереалистично. Одно дело – уважать культурно-цивилизационные особенности Америки, другое – исповедовать американоцентризм.

Однополярность, если на то пошло, является покушением на прерогативы Всевышнего. Новая система международных отношений – это не анархия или беспорядочное «броуновское движение». Наличие в глобальной политике более двух ведущих игроков диктует необходимость коллективного лидерства как средства гибкого регулирования международных отношений. Это требует умения приводить к общему знаменателю многообразные интересы партнеров, действовать в согласии с другими ведущими государствами.

В многополярности нет никакой конфронтационной предопределенности. Будущее, позволю себе процитировать Анну Ахматову, «бросает свою тень задолго перед тем, как войти». Таким будущим мировой политики эпохи глобализации является Организация Объединенных Наций, которая в период холодной войны зачастую лишь отбрасывала тень. В наши дни всемирная организация может и должна на деле стать центральной для всей международной системы. Устав ООН дает для этого все основания.

МЕЖДУНАРОДНЫЕ ПРОБЛЕМЫ: РЕШАТЬ ИЛИ ОТТЯГИВАТЬ РЕШЕНИЕ?
 
В своем развитии международные отношения подошли к рубежу, когда в силу неделимости безопасности и процветания в мире ХХI века дальнейшее откладывание решения накопившихся проблем грозит катастрофическими последствиями для всех государств.
К сожалению, унаследовав проблемы периода холодной войны, мировое сообщество вступило на путь создания новых. У инерции идеологически мотивированного одностороннего реагирования открылось в наши дни второе дыхание. В итоге повсюду «битая посуда» – тупиковые ситуации, неразрешимые в рамках прежних подходов.
Вновь и вновь, будь то на практике в Ираке и Ливане либо на уровне анализа по отношению к Северной Корее, Сирии, Ирану или провинции Дарфур в Судане, приходится констатировать отсутствие силовых решений имеющихся проблем. Безопасность нельзя запасти впрок – это живой процесс, раскрывающий значение истины о «хлебе насущном» применительно к международным отношениям. Только нормальные отношения и сотрудничество со всеми государствами, включая «проблемные», их вовлечение в диалог в состоянии обеспечить реальную безопасность сейчас и на обозримую перспективу. Трудно не согласиться с министром иностранных дел Германии Франком-Вальтером Штайнмайером в том, что мир должен сегодня основываться не на военном сдерживании, а на готовности к сотрудничеству. Более того, эпизод с захватом пятнадцати британских военнослужащих в Персидском заливе показывает, что человеческий фактор, включая мотивацию поведения, неадекватен задачам силовой политики, генетически противится ей. Так стоит ли упорствовать в ее проведении и заниматься самообманом?

О том, что не все ладно в чисто военном плане в Ираке, говорит число сотрудников действующих там так называемых «частных военных компаний». Она уже составляет 30% по отношению к численному составу сил коалиции. Эти лица действуют за рамками международного гуманитарного права, искажают представление о реальной роли силового фактора в иракском урегулировании и наносят непоправимый ущерб межцивилизационным отношениям.

Комплексные проблемы требуют комплексного подхода. Это особенно относится к ситуации вокруг Ирана. Полагаться только на принуждение Ирана – значит вступать в прямое противоречие с интересами обеспечения энергобезопасности Европы и мира в целом. Частью решения должна стать нормализация всеми странами отношений с Тегераном, что поможет решить и задачу сохранения режима нераспространения.

Проблему Косово пытаются разрешить за счет мирового сообщества, то есть на путях создания прецедента, выходящего за рамки норм международного права. В косовском случае наши партнеры склонны поддаваться шантажу насилием и анархией, в то время как к Палестине, где это длится уже не один десяток лет, проявляется равнодушие: палестинского государства как не было, так и нет.

Абсолютная безопасность по определению возможна только в ущерб всем другим государствам. На это справедливо указывает в своей «Дипломатии» Генри Киссинджер. Такая политика обрекает на одиночество. Но химера «абсолютной безопасности» является и опасным искушением: тогда, по Фёдору Достоевскому, «все позволено». Выведение себя за международно-правовые рамки равнозначно попытке встать над нравственным законом, по ту сторону добра и зла.

Сегодняшние проблемы, включая противоречивые следствия глобализации, нельзя решить вне морали. Нагорная проповедь, «золотое правило», смирение содержат нравственный закон и для международных отношений. Это, кажется, понимала нынешняя администрация США на начальном этапе ее деятельности: в феврале 2001 года президент Джордж Буш говорил о необходимости для Америки смирения в международных делах (президент Дж.Буш, выступая перед сотрудниками Госдепартамента, говорил о необходимости для Америки «проецировать свою силу целенаправленно и со смирением» – Ред.). Только равноправие и универсальное применение международного права, где «нет ни эллина, ни иудея», может помочь восстановить управляемость мирового развития. Если мы не будем поступать с другими по-христиански, то будут ли с нами так поступать?

Возможно, соборность российского мироощущения делает понимание этого более доступным для нас, чем для других. Вся трагическая история России учила умению сосуществовать. Договариваться – вот путь к укреплению межцивилизационного согласия. Попытки же цивилизационного раскола мира являются повторением опыта большевизма и троцкизма.

ЕВРОПА: ПРЕОДОЛЕНИЕ НАСЛЕДИЯ ХОЛОДНОЙ ВОЙНЫ

Особенно остро проблема преодоления наследия холодной войны стоит в Европе. Слишком долго здесь доминировала блоковая политика, основанная на логике сдерживания. И сейчас приходится сталкиваться с тем, что трудно воспринимать иначе, как воссоздание санитарного кордона к западу от границ России. Фаворитизм в этой части Европы порождает нездоровую атмосферу. Поощряется рост националистических настроений, таящих в себе главную угрозу единству континента. И значит ли это, что сохраняет свое значение прежний императив: обеспечивать присутствие США в Европе, держать вне ее Россию, а Германии не дать подняться?

Как бы то ни было, под бременем политизированного расширения ЕС европейский проект оказался отброшенным назад. Получается, что объектом политики сдерживания была не только Россия, но и Европа в целом как один из центров нового миропорядка. Более того, Европе грозит абсурдная ситуация, когда она должна финансировать свой собственный раскол, имея в виду неспособность Евросоюза повлиять на позицию ряда своих новых членов, одержимых стремлением «сдерживать» Россию, взять некий исторический реванш. Глубоко убежден, что нынешние проблемы Европейского союза и европейской политики в совокупности не могут быть разрешены вне конструктивных и устремленных в будущее отношений с Россией, которые основаны на взаимном доверии. Это должно отвечать и интересам Соединенных Штатов.

Вместо этого Россию продолжают так или иначе пытаться сдерживать. Так, НАТО расширяется в нарушение ранее данных альянсом Москве заверений в том, что этого не произойдет. Сейчас продолжение курса на расширение оправдывают необходимостью «распространять демократию». Но подобные объяснения годятся лишь для наивных. Какое отношение к демократии может иметь военно-политический альянс, который в рамках своей «трансформации» последовательно повышает количество сценариев возможного применения силы?

Тем не менее, тезис о членстве в НАТО как своего рода пропуске в «клуб» демократических государств провозглашают теперь уже для стран на пространстве Содружества Независимых Государств. (Хотя критерий того, выдерживает ли та или иная страна тест на «демократичность», применяется только один – готовность следовать в фарватере чужой политики). Трудно понять, осуществляется ли подобное освоение «советского наследства» ради морального удовлетворения либо для того же сдерживания России.

Что касается СНГ, то ни у кого не вызывает сомнений, что Россия располагает основными ресурсами поддержания здесь социально-экономической и иной стабильности. Отказ Москвы от политизированных торгово-экономических отношений, переход на рыночные принципы – что может убедительнее подтвердить нашу решимость обеспечить нормальные межгосударственные отношения на этом пространстве?

Для сотрудничества России и Запада в данном регионе есть все условия. Но сотрудничества равноправного, уважительного, в том числе и по отношению к самим странам – участницам СНГ, которым надо помочь в становлении государственности, а не делать их заложниками пресловутой геополитической «игры с нулевым результатом».

В менталитет «сдерживания России» укладываются и односторонние планы размещения американской базы ПРО в Европе. Вряд ли случайно, что противоракетная база в Европе точно – как недостающий элемент jigsaw puzzle – ложится в рисунок глобальной системы ПРО США, расположенной по периметру российских (а заодно и китайских) границ. Разумеется, ответ на этот стратегический вызов будет даваться на стратегическом же уровне. Никто не отменял взаимосвязь между стратегическими оборонительными и наступательными вооружениями. Многие в Европе справедливо озабочены тем, что размещение элементов национальной ПРО США будет иметь глобальные негативные последствия для разоруженческих процессов.

Предложение президента России о совместном с Соединенными Штатами использовании Габалинской РЛС в Азербайджане, его последние предложения, сделанные в Кеннебанкпорте, о создании региональной системы мониторинга и раннего предупреждения предоставляют возможность найти выход из нынешней ситуации без ущерба для достоинства всех сторон. В качестве исходного пункта подлинно коллективных усилий в этой сфере мы готовы совместно с США и другими заинтересованными странами, прежде всего европейскими, провести совместный анализ потенциальных ракетных угроз на период вплоть до 2020 года. Такая кооперация, как отметил президент Путин, могла бы привести к изменению качества российско-американских отношений в сфере безопасности и вывести их на более высокий, доверительный уровень. Мы обрели бы то взаимное доверие, которого так не хватает сейчас нашим странам, подошли бы к подлинно глобальному стратегическому союзничеству, которое позволит продвигаться к новой многосторонней системе коллективной безопасности, создание которой нам завещали отцы-основатели ООН.

Стремление сдержать Россию ясно просматривается и в ситуации вокруг Договора об обычных вооруженных силах в Европе (ДОВСЕ). Мы подходим к этому документу честно и претендуем только на то, ради чего он был заключен, – на равную безопасность. Проблема, однако, в том, что принцип равной безопасности был подорван с роспуском Организации Варшавского договора при одновременном сохранении и расширении НАТО. Попытки же исправить ситуацию натолкнулись на категорический отказ членов Североатлантического альянса ратифицировать Соглашение об адаптации ДОВСЕ к новым условиям под предлогами, юридическая несостоятельность которых понятна любому, кто читал документы Стамбульской конференции 1999 года. Значит, речь опять-таки идет не о праве, а о политике. Той самой политике сдерживания.

Уровни вооружений, приходившиеся, согласно ДОВСЕ, на государства – члены Организации Варшавского договора, перекочевали в натовскую квоту. Это уже не «равная безопасность», а желание забрать то, что принадлежало другим. Такая ситуация говорит о попытке воспроизвести блоковые инстинкты и подходы, вернуться к логике «игры с нулевым результатом». Положение дел с ДОВСЕ – яркий пример того, что любой элемент глобальной или европейской архитектуры безопасности, который не основан на принципах равноправия и взаимной выгоды, не может быть устойчивым.

В конечном счете, раз мы не можем адаптировать этот старый инструмент к новым реалиям, не пришло ли время провести обзор создавшегося положения и начать разработку новой системы контроля над вооружениями и мер укрепления доверия? Если, разумеется, мы сочтем, что современная Европа в ней нуждается. А откровенные и честные обсуждения в Кеннебанкпорте дают надежду на то, что пути к введению в действие адаптированного ДОВСЕ могут быть найдены. Это возможно, если все будут выполнять взятые на себя юридические обязательства, не прячась за искусственными политическими увязками.

Может быть, в целом было бы лучше «расчистить» площадку европейской политики от всего наследия холодной войны и начать строительство новых, отвечающих требованиям времени структур контроля над вооружениями и системы мер укрепления доверия, раз уж мы больше не противники и не хотим создавать ложное ощущение того, что в Европе возможна война?

СОТРУДНИЧЕСТВО БЕЗ ДОВЕРИЯ?

Путь к доверию лежит через откровенный разговор и аргументированное обсуждение, а также взаимодействие, предполагающее совместный анализ угроз. Именно в этом, последнем, России отказывают без внятных на то оснований. От России, по существу, требуют слепой веры в аналитические способности и добрые намерения партнеров. Но в вопросах, затрагивающих национальную безопасность, это, как минимум, несерьезно.

Мы будем реагировать в интересах поддержания собственной безопасности, станем делать это на основе принципа разумной достаточности. При этом всегда останется открытой дверь для позитивных совместных действий по обеспечению общих интересов на основе равноправия.

Выступая в Мюнхене, президент Владимир Путин пригласил всех наших партнеров к серьезному, аргументированному разговору о том – далеко не удовлетворительном – положении, которое сложилось в международных отношениях. Убеждены, что прошло время двойственного – партнер/противник – отношения к России. На этих путях не решить проблему доверия, а значит, и сотрудничества. Если кто-то намерен «давать отпор негативному поведению России», то на чем основано ожидание сотрудничества с нашей стороны в тех вопросах, которые интересуют партнеров? Надо выбирать между сдерживанием и сотрудничеством. В том числе в таких вопросах, как вступление России в ВТО и Азиатский банк развития или поправка Джексона–Вэника, основания для которой исчезли в конце 80-х годов прошлого века.

Прискорбно, что даже в таком предельно ясном вопросе, как необходимость пресечь возрождение неонацистских тенденций и оскорбление памяти победителей фашизма, позиция многих наших западных партнеров формируется под воздействием все того же желания «сдерживать» Россию.

В условиях глобализации вызовов и угроз безопасности есть большая разница между сотрудничеством и его отсутствием, между коллективным образом действий и необходимостью для каждого государства или группы государств действовать на свой страх и риск либо полагаться на чужую мудрость, безапелляционно предлагаемую как единственно возможный рецепт решения мировых проблем. Мы несем свою ответственность в мировых делах: никто не сделает этого за нас. У нас нет комплекса исключительности, но нет и оснований считать свой анализ и свои идеи хуже, чем у других. Взаимодействие с Россией возможно только на основе полного равноправия, уважения интересов безопасности друг друга и обоюдной выгоды.

РОССИЯ – США: РАВНОПРАВНЫЕ ОТНОШЕНИЯ

В российско-американских отношениях пока действует стабилизирующий фактор тесных и честных рабочих взаимоотношений президентов Владимира Путина и Джорджа Буша, что вновь ярко продемонстрировал недавний саммит в Уолкерс-Пойнт. У обоих народов сохраняются память совместной победы над фашизмом, по-своему объединяющий опыт холодной войны и совместного выхода из нее.

Если в отношениях между Россией и США возобладает равноправное партнерство, обе страны, убежден, будут способны добиться почти всего. Чего допустить нельзя, так это превратить российско-американские отношения в заложника электоральных циклов двух стран или, еще хуже, позволить сделать это кому-то со стороны. Это означало бы «умыть руки» от жизненно важных интересов наших народов, интересов глобальной стабильности.

Борьба с международным терроризмом, оргпреступностью и наркотрафиком, поиск реалистичных путей охраны климата, развитие ядерной энергетики при укреплении режима нераспространения, обеспечение глобальной энергобезопасности, освоение космоса и многое другое – стоит ли приносить все эти области уже развивающегося практического сотрудничества на алтарь политики сдерживания?

Было бы печально, если бы инерция блоковых подходов (к тому же теоретически кодифицированных возвращением к политике сдерживания), а также ненужная поспешность в вопросах, которые вполне могут подождать, спровоцировали отчуждение между Россией и США. Это привело бы к сокращению пространства нашего взаимодействия. Такой эффект «шагреневой кожи» может задать свою динамику в отношениях, особенно если рядовых американцев будут убеждать в том, что Россия виновата чуть ли не во всех бедах их страны.

В России нет столь распространенных антиамериканских настроений, как в иных местах. И если вспоминать Джорджа Кеннана, хотелось бы, чтобы не только цитировали «длинную телеграмму», но и последовали бы его совету о том, как внешний мир должен был бы себя вести (без менторства и навязывания) в постсоветский период развития России. В этом плане не могло прийтись более чем кстати создание под сопредседательством Генри Киссинджера и Евгения Примакова рабочей группы «Россия – США: взгляд в будущее». Президенты Владимир Путин и Джордж Буш активно поддержали это начинание, как и формирование группы Владимир Лукин – Джессика Мэтьюз для непредвзятого обсуждения вопросов, касающихся развития демократии и обеспечения прав и свобод человека.

С обеих сторон требуется широкий, незашоренный взгляд на вещи. Такой подход могло бы предоставить восприятие России и Соединенных Штатов как двух ветвей европейской цивилизации, каждая из которых привносит в нее свою «добавленную стоимость». Мы могли бы встретиться за «общим столом» на почве европейского мироощущения. Практической формулой сохранения целостности евро-атлантического пространства в глобальной политике могло бы стать тройственное взаимодействие в международных делах – между США, Россией и Евросоюзом. Могу только согласиться с Жаком Делором, который считает, что «будущее развитие должно привести к достижению всеобъемлющей договоренности» в рамках этой «тройки». Бывший председатель Комиссии Европейских сообществ полностью прав в том, что «Россия, Европейский союз и Америка – три политические силы, которые привыкли дискутировать друг с другом», и что «каждый раз, когда их разделяют разногласия, когда каждая сторона играет в свою собственную игру, значительно возрастает риск общемировой нестабильности».

Видный литературный деятель российской эмиграции Георгий Адамович как-то заметил, что пессимизм порождается столкновением с людьми, в отношении которых не осталось никаких иллюзий. Убежден, что к этой категории нельзя отнести ни Россию, ни США.
Думаю, что мы не утеряли способность удивлять мир. Поодиночке это удается и Москве, и Вашингтону. Почему бы не попытаться сделать это сообща? Тем более что всем придется тесниться в глобальной экономике и политике. Так отчего бы не быть вместе и не действовать в духе сотрудничества и здоровой, честной конкуренции на основе единых стандартов и уважения международного права? Делить нам нечего, кроме общей с другими партнерами ответственности за судьбы мира. Тем самым мы оказались бы на высоте предсказанной Алексисом де Токвиллем великой будущности наших двух стран, а заодно смогли бы «сдержать» тех, кто пытается лишить современный мир неоспоримых выгод, которые несет в себе российско-американское да и в целом евро-атлантическое партнерство.

Июльская встреча президентов России и США с участием Джорджа Буша-старшего показала, чего можно достичь «командной работой». Оба лидера договорились искать общие подходы к вопросам ПРО и сокращения стратегических вооружений, они запустили новую совместную инициативу по ядерной энергетике и нераспространению. Символично, что они также вместе рыбачили, но не «ловили рыбу в мутной воде». –0--

_________________
*С.В.Лавров – член редакционного совета журнала «Россия в глобальной политике», в августовском номере которого публикуется данная статья. Первоначально статья предназначалась для публикации в журнале Foreign Affairs, однако не смогла быть там опубликована из-за того, что журнал выдвинул редакционные требования, которые автор счел неприемлемыми.